Об успехах реконструктивной хирургии, о ее проблемах и путях дальнейшего развития рассказывает директор научно-клинического и образовательного Центра пластической хирургии Первого медицинского государственного университета им. И.М. Сеченова Игорь Решетов.

Востребованное направление

Ольга Редичкина, «АиФ. Здоровье. Лекарственное обозрение»: Не так давно вы оставили Онкологический институт им. П. А. Герцена, в котором проработали много лет, и возглавили Центр пластической хирургии Первого медицинского университета. С чем связан такой шаг?

– Многие годы я занимался очень интересным направлением – так называемой реконструктивной медициной, то есть пластической, регенеративной хирургией в онкологии. Институт П. А. Герцена – это моя школа и жизнь, в котором я продолжаю консультировать. Для онкологии это направление очень важно, пациенты часто нуждаются в послеоперационном восстановлении тканей. Реконструктивная хирургия также необходима и в устранении последствий различных травм, ран, исправлении врожденных патологий. Без пластики порой невозможно спасти человека и улучшить качество его жизни.

Эти направления медицины дают богатейший материал для развития регенеративной хирургии. Если же заниматься только онкологией, то потихоньку перерастаешь свою компетенцию. Я был очень польщен, когда ректор ПМГМУ им. Сеченова – членкор РАН П. В. Глыбочко – предложил мне возглавить клинику пластической и реконструктивной хирургии, основателем которой был академик Н. О. Миланов. Наша клиника уже сегодня является ведущей в стране в этой области. 

– Именно про вопросы красоты и возраста люди вспоминают прежде всего, когда речь заходит о пластической хирургии…

– Так называемая хирургия возраста – это очень важное направление. Оно сейчас сильно меняется – становится высокотехнологичным. Мы далеко ушли от известной подтяжки лица. Теперь предлагаем пациентам множество вариантов улучшения внешности – от бесшовной хирургии, при которой без разрезов в кожу трансплантируются специальные элементы, восстанавливающие тургор, до сложных операций на черепе. Проблема ведь может быть связана не только с возрастной потерей тонуса, но и в целом с анатомией, которая к этому предрасполагает.

Однако улучшение внешнего вида – это только небольшая часть пластической хирургии. Думаю, сейчас нет ни одной медицинской специальности, где реконструкция не была бы востребована. Выполнение сложных операций может потребоваться при лечении любых органов и систем органа: это микрохирургические вмешательства, операции, связанные с пересадкой тканей и органов, с биопротезированием, с использованием технологий так называемой регенеративной медицины, в том числе с применением стволовых клеток. Предполагаю, что будущее медицины в целом будет связано именно с регенерацией и пластической хирургией.

Качественный переход

– И каким же окажется это будущее?

– Накопилось достаточно интересных технологий, которые должны привести к новому этапу в развитии медицины. Например, сейчас мы делаем шаги по созданию живой искусственной ткани и живых фрагментов органов. Трансплантация живых органов и тканей от человека к человеку настолько расширила свои рамки, что сейчас мы говорим уже не только о пересадке сердца, почек, легкого – такие вещи давно известны и уже спасли множество жизней. Теперь же речь идет о пересадке кисти, фрагментов лица, головы. Это уникальные структуры, но их трансплантация сейчас активно развивается.

Еще одно направление медицины будущего – это имплантация чипов. Скажем, после травмы плечевого сплетения (от падения с мотоцикла, например) может развиться очень неприятное последствие – рука вроде бы на месте, но произошел надрыв нервных волокон, который просто так не восстанавливается. В результате человек мучается от страшных фантомных болей, потому что концевые невриномы, образующиеся на месте надрыва, посылают постоянные болевые импульсы в мозг. Но сейчас медицинские технологии настолько развиты, что мы можем имплантировать такому пациенту чип, подавляющий активность нервных импульсов, который навязывает собственный, более спокойный ритм волн. И пациенты могут наконец отказаться от обезболивающих, наркотиков, начинают спокойно спать.

– И что же, все эти фантастические технологии – чипы, сложные трансплантации – доступны уже сегодня? 

– Вполне доступны. Но, разумеется, не везде. Оказывать высокотехнологичную помощь в России могут только крупные университетские клиники, например, такие как наша. У нас есть опыт, научная база, квалифицированные специалисты, технологии. Поэтому мы занимаемся даже очень сложными проблемами и больными, которыми никто не любит заниматься. Например, тема, которую замалчивают, обсуждают только в узких кругах, – транссексуализм: заболевание, требующее смены фенотипа, или, чтобы было понятнее, смена пола. Большая часть общества думает, что тут речь идет о любителях переодеваться в одежду противоположного пола, трансвеститах, – то есть о проблемах, которые вообще лежат вне хирургии. Мы же имеем в виду совсем другое – серьезное редкое заболевание, когда человек рождается с несовпадением внешнего и внутреннего пола. Если такому человеку не оказать профессионально-медицинскую и государственно-правовую поддержку, он чаще всего заканчивает суицидом. А если оказать – такие люди полностью реабилитируются, создают стойкие семейные союзы, делают успешную карьеру.

Но истинных транссексуалов не так много. Пациентов с последствиями обширных травм значительно больше. Ожоги, потеря покровов – это очень серьезная проблема, потому что в обычной больнице в рамках ОМС могут оказать только минимальную необходимую помощь. Потом начинаются мучения – рука или нога не работает, рана не заживает, требуются постоянные перевязки, и человек просто не знает, куда ему деваться, к кому идти, не подозревает, что существуют методики, способные ему помочь.

То же самое касается и онкологических больных. После перенесенной моральной и физической травмы они часто становятся инвалидами в прямом и переносном смысле: социальными – из-за потери какой-то функции, моральными – в силу стремления к самоизоляции. Между тем пациентки, например, с последствиями операций на лице или на молочной железе, – это тот контингент, который возможно полностью реабилитировать. Но такие операции возможны только в крупной университетской клинике, где их проводит целая команда разных хирургов, каждый из которых прилагает свои знания и технологии, – и в итоге получается максимальный общий результат.

Реальная и доступная помощь

– Вы все время упоминаете именно университетские клиники…

– Первый московский государственный медицинский университет – это мощнейшая организация с несколькими тысячами федеральных коек. Помимо практической, это еще и учебная база, это школа. Качественного специалиста можно получить лишь там, где есть большой поток самых разных пациентов, где студенты могут увидеть серьезную медицину и овладеть навыками, которые позволят потом на практике чувствовать себя уверенно. А пластическая хирургия – это вообще междисциплинарная специальность, которой нужно долго учиться, осваивая множество технологий. Поэтому лучшие специалисты обычно работают именно в университетских клиниках.

Сейчас нашу медицину активно подталкивают в сторону бизнеса. Такая модель может быть интересна для владельцев крупных корпораций с точки зрения получения прибыли, но для пациентов она не очень эффективна. Клиники, работающие по какому-то бизнес-проекту, часто оказывают не те услуги, которые необходимы пациентам, а те, которые им выгодны.

– Ваша клиника тоже оказывает платные услуги? 

– У нас есть определенные платные операции, и это правильно. Но в основном финансирование регенеративной медицинской помощи складывается из нескольких вариантов. 

Самый минимальный – это ОМС, потом идет высокотехнологическая помощь в рамках ОМС, квоты на сложные операции и так называемая специализированная помощь. И только потом уже платные услуги. Мы стараемся находить баланс между этими статьями финансирования. Но пациенты не всегда знают о существовании квот и о том, что существует место, где им окажут реальную и доступную помощь.

– Еще один распространенный среди пациентов миф гласит, что в России лечиться вообще нельзя, поскольку нет ни специалистов, ни технологий, поэтому за высококвалифицированной помощью нужно ехать за границу. 

– Это огромнейшее заблуждение. Зарубежные компании прекрасно понимают, насколько интересен российский рынок, поэтому они с удовольствием привозят сюда все свои новинки, продают и внедряют технологии в работу клиник. Никакой разницы в уровне оказания высокотехнологической помощи у нас и на Западе не существует. Единственная наша проблема – это дисбаланс процента врачей и младшего медицинского персонала. В западной медицине на одного хирурга приходится пять и более медсестер или помощников, которые играют большую роль в выхаживании, реабилитации пациента.

В России же соотношение один к одному или даже хуже. И тут мы, возможно, действительно проигрываем Западу. Но только в этом моменте – в вопросе выхаживания. Опять же, повторю, это касается только крупных клиник – столичных и областных.

– То есть можно посоветовать пациентам идти в университетскую клинику и не бояться никаких проблем…

– Нерешаемых проблем не бывает. Там, где заканчиваются возможности обычных хирургических специальностей, начинается зона действия реконструктивной хирургии. 

Источник aif.ru